статьи о дизайне и архитектуре
(посвящение в семейный альбом)
Малая родина… Место на земле, где ты впервые ощутил тепло мамы и солнца. Для кого-то это романтические уголки Беларуси с лесами и озерами, лугами и пашнями, а для меня, рожденного в послевоенном Минске, — это Нижняя Ляховка и Круглая площадь.
Застроенная убогими деревянными домишками несуществующая ныне улица Лодочная упиралась в полноводную тогда Свислочь. Рядом находилось древнее языческое капище. Несмотря на то что любое проявление религиозности приравнивалось к инакомыслию, люди, выжившие в страшной бойне, верили, надеялись и любили, соединяя несоединимое: христианское Рождество Господне с языческим колядованием, а пролетарский праздник 1 Мая с поминовением предков — Радаўнiцай …
Так вот, эта лежащая в пойме Свислочи Нижняя Ляховка, над которой высилась громада здания ЦК КПБ, и стала моим первым впечатлением об архитектуре: милой одноэтажной, провинциальной с покосившимися домишками, с палисадниками под вросшими в землю подслеповатыми окошками.
Жизнь резко изменилась, когда наша семья переехала в престижный многоэтажный дом на Круглой площади, ныне площади Победы. Я окунулся в другой мир — мир сталинского ампира. Вокруг воздвигалась настоящая каменная архитектура, а та, прежняя, деревянная навсегда осталась в прошлом. Детские игры в прятки в примыкающих к нашему дому дорических колоннадах, футбольные баталии, где воротами служили ротонды, обрамляющие пропилеи главного входа в парк Горького — все вокруг ассоциировалось с этой красивой праздничной архитектурой и убеждало в неизбежности светлой и счастливой жизни, которая, несомненно, всех нас ожидает в недалеком будущем. А еще были “дальние вылазки” к оперному театру. Творение Лангбарда полюбил сразу и навсегда, старательно отполировывая спуски-пандусы главной лестницы тощим задом и стоптанными сандалиями. А вот охраняемый часовыми штаб БВО меня пугал: каски и автоматы на бетонных картушах фасадов напоминали черепа со скрещенными костями. Годы спустя автор здания Валентин Иванович Гусев стал моим любимым учителем.
Я подрастал, и мир расширял свои границы: к Круглой площади и оперному театру присоединились Дворец пионеров и Театр юного зрителя (архитекторы В.Н. Вараксин и А.П. Воинов). Посещения этого так и недостроенного комплекса не радовали меня: оставалось ощущение замкнутости, подавленности, неорганизованности пространства. Это был не дворец. В нем отсутствовал праздник, хотя именно занятия в кружке Дворца пионеров открыли мне расположенный рядом шедевр архитектуры — здание Управления Белорусской железной дороги (архитекторы М.З. Барсуков и В.И. Гусев). Я, семилетний ребенок, был зачарован циклопичностью цоколя, нечеловеческим масштабом крыльца главного входа, мощью пластики стен. Воистину это была помпезная застывшая музыка. Она подавляла, заставляла ощутить себя песчинкой перед величием легендарного времени (государства, системы, партии, идеи, вождя, фараона…).
Я жил в великой стране и гордился этим. Моему счастью мешало лишь одно: я никак не мог понять, почему в моем любимом доме, украшенном гигантскими колоннами, фасады, обращенные на проспект Сталина, облицованы красивыми декоративными плитами, а дворовой фасад так и остался в силикатном кирпиче. Я все надеялся, что строители вернутся. Увы… Этот дворовой фасад истерзал мою юную душу и в конце концов заставил сомневаться в величии государства.
Архитектура с младых ногтей вошла в мою жизнь: родители устраивали походы выходного дня. Мы то отправлялись наблюдать за строительством набережной Свислочи, то ездили смотреть Дом Правительства, Академию наук или детскую железную дорогу.
Однажды отец привел меня, дошкольника, в главный корпус БПИ и с пафосом сказал: “Здесь ты будешь учиться и станешь инженером!” Слово “инженер” мне очень не понравилось, но когда пришло время решать, кем быть, чем заниматься, я признался себе, что больше всего на свете хочу создавать эту самую “застывшую музыку”.
А дальше были годы учебы, изучение современной архитектуры по книгам и журналам, открывшим мне, что здания бывают не только деревянными и каменно-железобетонными, но и стеклянно-металлическими. Увлечение архитектурой советского авангарда 20—30-х годов ХХ века стало теоретической подготовкой к последующей практической деятельности в Белгоспроекте, в стенах которого уже через несколько лет мной был задуман (и с участием старших коллег реализован) Дом технического творчества — некая машинная архитектура а-ля Яков Чернихов: динамическая композиция, в которой консольная плита верхнего этажа парит над стеклянным объемом выставочных залов. При реализации проекта вместо легких навесных ограждающих панелей на несущие металлические балки поставили кирпичные стены… Дворовой фасад моего детства вернулся — реалии нашей жизни превращали любую идею из “застывшей музыки” в нечто окаменелое.
А затем произошла историческая неизбежность: очередная великая империя в одночасье с шумом и грохотом рухнула. Поднялась жуткая пыль, которая все еще стоит в воздухе, разъедая глаза, забивая рот, мешая дышать и правильно ориентироваться в пространстве и во времени, не давая разобраться народу-партизану, что от Бога, а что от дьявола… Но ведь солнце взойдет?..